Дом Перетцев
Один мемуарист начала XIX века воссоздает в своих «Записках...» характерный диалог: «– А кто ж такой Перетц?» – «Перетц – богатый еврей, у которого огромные дела по разным откупам и подрядам и особенно по перевозке и поставке соли в казенные магазины». – «Ну... это должен быть именно тот, о котором говорят: где соль, тут и перец».
О русско-еврейском общественном деятеле, крупном банкире и откупщике Абраме Израилевиче Перетце (1771–1833) и пойдет здесь речь. Обыгрывая его фамилию с помощью омонима «перец», наш мемуарист разумел его природную «остроту», что на языке того времени означало: «способность душевная скоро понимать что, проникать во что... острота разума, понятия».
А. Перетц.
История семейства Пертцев была крайне интересна и увлекательна, а часто и трагична: один финансировал путешествие Колумба, другой подчинил себе весь соляной бизнес Российской империи, третий был декабристом, четвертый государственным секретарем Российской Империи, пятый... Но давайте обо всех по порядку!
Пэрэцы, Перетцы, Пертцы – потомки выходцев из Испании. Их предки жили там еще при римлянах, а род, к которому они принадлежали, был много древнее дома Романовых. Прародители Пэрэцев пришли на Иберийский полуостров в античности. Их клан уцелел при вестготах, выжил при мусульманах, некоторое время благоденствовал после реконкисты (освободительной борьбы христиан Пиренеев против мусульманских завоевателей). На семейном гербе был изображен лев, стоящий на задних лапах. Хуан Пэрэц был финансистом королевы Изабеллы, это он убедил ее поддержать экспедицию Христофора Колумба, никому неизвестного генуэзца, обещавшего открыть новый морской путь в Индию.
После того как испанские короли обрушили свой гнев на евреев, для Пэрэцев настали тяжелые времена. Некоторых из них сожгли, другие бежали в Латинскую Америку – одним из их потомков был Хосе Марти, их кровь течет в жилах бывшего генерального секретаря ООН Хосе Переса де Куэльяра. Другая ветвь рода отправилась на Восток. Евреям неплохо жилось на землях Речи Посполитой, и Пэрэцы остались жить в Замостье, а потом перебрались в городок Левартов. Там они превратились в Перетцев и утратили связь со своими корнями.
Им удалось уцелеть в страшном для евреев времени существования польской Украины в XVII веке, они пережили ужасы хмельничины и казацкую вольницу. В конце XVIII века Израиль Перетц был раввином в Левартове, и у него подрастал сын, юноша, подававший большие надежды, умница и знаток Талмуда. Абрам Перетц изострил cвой разум еще сызмальства – за изучением Торы и Талмуда. Он получил традиционное еврейское образование сначала дома, а потом в ешиве; овладел светскими науками; свободно изъяснялся на немецком и русском языках. Но наиболее глубокое влияние на отрока оказал выдающийся талмудист, тесно связанный с кругом идей Хаскалы (еврейского Просвещения), главный раввин Берлина Гирш Лебель (1721–1800), приходившийся Абраму родным дядей. В берлинский дом последнего Перетц частенько наезжал, а потому был лично знаком со многими германскими маскилим. Подобно другим приверженцам Хаскалы, Абрам был против культурной обособленности еврейства и видел в усвоении европейского образования залог улучшения положения своих соплеменников.
В Берлине Абрам Перетц сблизился со своим просвещенным соотечественником – Йеошуа Цейтлиным (1742–1821), и этому знакомству суждено было сыграть огромную роль в судьбе юноши. Уроженец города Шклова, ученый-гебраист и тонкий толкователь Талмуда, Цейтлин был одновременно крупным купцом и управляющим светлейшего князя Г.А. Потемкина, с которым часто вел талмудические дискуссии. Друг светлейшего, он по воле своего покровителя получил титул надворного советника и имение Устье в Могилевской губернии с 910-ю крепостными душами! В этом имении Цейтлин, как подлинный еврейский меценат, создал свой «бейт а-мидраш», который посещали талмудисты, пользуясь собранной хозяином уникальной библиотекой. Поддержку «еврейского помещика» получали и маскилим, среди них – известный писатель и педагог Менахем-Мендл Лефин, знаток ивритской грамматики Нафтали-Герц Шульман, раввин, астроном и популяризатор науки р. Борух Шик.
Цейтлин часто ездил в Берлин, и есть свидетельства, что он неоднократно навещал одного из основоположников движения Хаскала – философа Мозеса Мендельсона. Следует, однако, оговориться, что при всей близости взглядов немецких и русских маскилим, между ними существовали и серьезные идеологические различия. Первое поколение еврейских просветителей в России (и прежде всего, шкловские маскилим) по-прежнему находились под значительным влиянием раввинистической культуры, ярчайшим выразителем которой был тогда знаменитый Виленский гаон р. Элияу бен Шломо (1720–1797). По существу, многие из них объединяли в своем мировоззрении идеалы европейского Просвещения и еврейской интеллектуальной традиции.
С самого начала своего знакомства с Перетцем Цейтлин испытал к нему особое душевное расположение, не покидавшее его потом до конца жизни. Быть может, по складу личности Абрам чем-то напомнил Цейтлину его самого в молодые годы: способности подающего надежды талмудиста сочетались в нем с деловой хваткой коммерсанта! И нет ничего удивительного, что Йеошуа решает породниться с Абрамом: он отдает ему в жены свою дочь, красавицу Сару, которую за миниатюрность и малый рост прозвали Фейгеле (Птичка). В шестнадцать лет Перетц становится уже не только женатым человеком, но и правой рукой своего именитого тестя, с которым переезжает на жительство в Шклов. Однако даже рождение сына Гирша и дочери Цирл не сделало этот брак счастливым. Когда в конце XVIII века Абрам отправился в Петербург, где представлял торгово-финансовые интересы тестя, жена за ним не последовала. При ней остались и дети, и только в 1803 году, после бар-мицвы, Гиршу было разрешено переехать к отцу.
Перетц обосновывается в Петербурге в конце 1790-х годов и сразу входит в немногочисленную еврейскую общину, проживающую в столице вопреки законодательному запрещению, но с высочайшего ведома. Дела Абрама в Северной Пальмире пошли очень успешно: помогли старые связи с князем Г.А. Потемкиным и, конечно, острый ум и оборотистость. Он вскоре сделался известен как богатый откупщик и подрядчик по кораблестроению, и даже много лет спустя был «долго памятен столице по своим достоинствам и по своим огромным делам». Перетц в товариществе с херсонским купцом Николаем Штиглицем заключил контракт с правительством на откуп крымской соли. Контракт сей обсуждался в Сенате и был собственноручно утвержден государем. Тогда же Павел I пожаловал ему титул коммерции советника. Со временем окрепли связи Абрама Перетца с элитой высшего общества столицы. Особенно дружен он был с фаворитом Павла I графом И.П. Кутайсовым, а также с видными государственными мужами Е.Ф. Канкриным и М.М. Сперанским. Последний даже некоторое время жил в его доме на углу Невского и Большой Морской (ныне здание кинотеатра «Баррикада»). Говорят, что Абрам Перетц вел «открытый дом», принимая у себя и потчуя «весь город», без различия чина, рода и племени.
Нелишне отметить, что мысль о создании еврейского государства была навеяна Абраму все тем же Йеошуа Цейтлиным. Последний ранее внушил ее Г.А. Потемкину, который даже разработал проект: после победы в войне над турками собрать всех иудеев вместе и поселить на территории освобожденной Палестины. И это были не только слова – светлейший князь для воплощения в жизнь сего дерзкого плана начал формирование состоявшего из одних евреев Израилевского конного полка и даже выделил для его обучения специального офицера. И хотя проект этот остался нереализованным, он, по-видимому, продолжал будоражить просвещенные еврейские умы.
Но в своем отношении к евреям Перетц был избирателен: как истый миснагед, он резко отрицательно относился к хасидизму и его лидерам, считая, что те завоевывали свой авторитет только благодаря невежеству и суеверию массы. Как зять талмудиста и ревнителя знаний Йеошуа Цейтлина и как светски образованный человек, он не мог не питать неприязни к религиозному движению, которое не придавало учености первостепенного значения.
Когда в 1802 году, уже при Александре I, для составления законодательства о евреях был создан Еврейский комитет, Абрам Перетц был одним из немногих евреев, приглашенных участвовать в его заседаниях. Вместе с ним в качестве еврейских экспертов в работе Комитета участвовали известный откупщик Нота Ноткин и литератор Йеуда-Лейб Невахович (1776–1831). Однако, если Ноткин подавал проекты об улучшении положения единоверцев, а Невахович выступал в печати против распространения в русском обществе антиеврейских предрассудков, то роль Перетца как защитника прав евреев была не столь заметна. Как это ни странно, но о трудах Абрама на благо еврейства лучше всего рассказывают его враги. «Сперанский, – пишет сенатор-юдофоб Г.Р. Державин, – совсем был предан жидам, чрез известного откупщика Перетца, которого он открытым образом считался приятелем и жил в его доме». Да, именно М.Н. Сперанский был в Комитете одним из деятельных сторонников гуманного отношения к евреям. По его мнению, иудеи нуждались не в наказаниях и ограничениях, а, напротив, в том, чтобы им давали больше прав и возможностей, дабы, получая образование и доступ к промышленности и торговле, они могли бы применять свои способности к пользе Отечества и отвыкать от паразитического и непроизводительного труда. «Как можно меньше запретов и как можно больше свободы!» – так сформулировал Сперанский политику империи по отношению к евреям. И Перетца по праву называли «еврейским помощником Сперанского» в этом деле. Между тем отношения их часто изображались и изображаются превратно. Так, совсем недавно протоиерей Лев Лебедев заявил: «Очень богатый еврей Перетц дал крупную взятку Сперанскому, и, приняв ее, сей государственный муж сообщил делу такой оборот». Беспочвенность подобного утверждения показал еще в XIX веке весьма осведомленный барон М.А. Корф, который отметил: «Сперанский действительно состоял в близких отношениях к Перетцу... но, несмотря на все наши старания, мы не могли найти ничего достоверного ни о происхождении этих отношений, ни об их значении... Всего вероятнее, что наш государственный человек поддерживал эту связь потому более, что в огромных финансовых знаниях Перетца он почерпал те практические сведения, которых, и по воспитанию, и по кругу своей деятельности, не мог сам иметь. Впрочем, связь с Перетцем... славившимся своим коммерческим умом, ни для кого не могла быть зазорною».
В этой связи находит свое объяснение факт, из которого Ю.И. Гессен вывел умозаключение о незначительном участии Перетца в деле эмансипации евреев. Ученый обратил внимание на два посвящения, предпосланные книге Неваховича «Кол Шават бат Иеуда» («Вопль дщери иудейской»; Шклов, 1804): одно было адресовано «защитнику своего народа» Ноткину, другое – «коммерции советнику» Перетцу. Отсюда следовал вывод, что Ноткин занимался исключительно делами еврейскими, в то время как Перетц сосредоточился на собственных финансах и торговле. Но ведь можно предположить и иное: наиболее яркой чертой личности Перетца был именно его финансовый гений, что и отразилось в тексте посвящения. И, понятно, это вовсе не исключало его доброй заботы о своем народе, иначе стоило ли вообще посвящать ему книгу?
Подобно тому как Йеошуа Цейтлин заслужил полное доверие Потемкина, так и Перетц, следуя примеру тестя, завязывает дружеские отношения с виднейшим реформатором начала XIX века Сперанским, который, как и «великолепный князь Тавриды», отличался симпатией к евреям. Те несколько лет, которые он провел в постоянном контакте со своим еврейским другом, генерировали не одну, а целый поток идей. В их числе и финансовая реформа 1810–1812 годов, которая, как считалось, во многом обязана своим успехом «наставлениям банкира Перетца» (он разработал основной ее план).
В 1811 - 1813 году Перетц принимает лютеранство. Причиной этого драматического шага называют прежде всего его разочарование в вышедшем из-под пера Еврейского комитета «Положении о евреях» (1804), где в результате возобладал не проект Сперанского, а все те же принудительные и ограничительные меры, за кои ратовали другие сановники. Это окончательно подорвало веру Перетца в возможность эмансипации российских евреев. Возможно, впрочем, что Абрам Израилевич крестился, чтобы вступить в брак по сильной любви (первая жена Сара к тому времени умерла). В это же время Перетц вступил во второй брак с Каролиной де Сомбр (1790—1853), с которой имел четырёх сыновей и пять дочерей.
-
Александр (1814—1872), окончивший в 1833 году Институт корпуса горных инженеров, был позже начальником штаба Корпуса горных инженеров и членом Совета Министра финансов.
-
Николай (1821—1862), также окончил Институт корпуса горных инженеров (в 1844) и был инспектором классов Санкт-Петербургского технологического института.
-
Константин (1829—1852) — умер в возрасте 22 лет.
-
Егор (1833—1899) окончил юридический факультет Петербургского университета и стал в своё время государственным секретарём, закончив служебную деятельность членом Государственного совета.
-
Александра (1812—1892);
-
Эмилия (1815—1878) — жена генерал-лейтенанта барона А.А.Икскуль-Гиндельбандта;
-
Мария (1817—1901) — жена сенатора барона А. Ф. фон Гревеница;
-
Софья (1824—1901);
-
Ольга (?—1918);
Общеизвестно, что Абрам Израилевич Перетц (1771—1833), был в своё время богатейшим откупщиком и подрядчиком по кораблестроению. А.И.Перетц был дружен с М.М.Сперанским, а Е.Ф.Канкрин начинал свою финансовую карьеру, работая у Перетца бухгалтером, а затем секретарём. Примечательно, что именно Е.Ф. Канкрин отвечал за продовольственное снабжение армии Кутузова во время войны 1812-1814 годов.
Его́р Фра́нцевич (Георг Людвиг) Канкри́н (нем. Georg Ludwig Cancrin; 16 (27) ноября 1774 — 10 (21) сентября 1845) — русский государственный деятель и экономист немецкого происхождения. Генерал, состоящий при Особе Его Величества, генерал от инфантерии, министр финансов России в 1823—1844 годах. Сенатор (1823). В 1839—1843 годах провёл денежную реформу, установившую систему серебряного монометаллизма. К заслугам Канкрина принадлежит также обмен всех ассигнаций на государственные кредитные билеты, обменивающиеся на золото и серебро, а также эмиссия платиновой монеты. Приверженец протекционизма, но только с обязательным развитием экономической конкуренции внутри страны, в связи с чем был противником развития государственных фабрик, розничных банков, железных дорог и т.д., подрывающих возможность конкуренции между собой аналогичных частных. Был сторонником после выкупа государством крестьян и земли у помещиков использования потенциала крестьянской общины для развития сельского хозяйства в направлении создания там, где это возможно, крупных коллективных хозяйств. Его отец Франц Людвиг Канкрин в 1784 году получил приглашение графа П. А. Румянцева-Задунайского, перешёл на российскую государственную службу и служил в Берг-коллегии, а затем получил в управление соляные прииски (не возможно не отметить совпадение экономических интересов Абрама Перетца и отца Е.Ф. Канкрина) в Старой Руссе], оставив сына на родине. В 1788 году для лечения и научных работ вернулся на родину. Но жалование в России за ним было сохранено. Через восемь лет, в 1796 году окончательно переселился в России. Классическое образование Е.Ф.Канкрин получил в Германии. Учился сначала в Гисенском университете], потом перевёлся в Марбургский университет. Изучал юридические и политические науки. Завершил образование в 1794 году; получил степень доктора права. Приобрёл знания в естественных науках, в инженерном деле, занимался философией и литературой. После защиты диссертации поступил на службу к герцогу Ангальт-Бранденбургскому, где достиг звания советника правления. Е.Ф. Канкрин в 1797 году приехал в Россию к отцу и был назначен его помощником; отец в это время был директором солеварен в Старой Руссе. После ссоры с отцом он некоторое время работал бухгалтером, а затем секретарём у предпринимателя Абрама Перетца. В 1800 году искушенному государственному деятелю графу И. А. Остерману попалась на глаза записка Канкрина «Об улучшении овцеводства в России», который по достоинству оценил способности автора, и вскоре Канкрин в чине надворного советника получает должность заместителя управляющего солеварнями в Старой Руссе. В ноябре 1803 года переведён в Министерство внутренних дел советником экспедиции государственных имуществ по отделению соляных дел. В 1804 году ему был пожалован перстень с алмазами, в 1805 году — чин статского советника, а в 1808 году — орден Святой Анны II степени. В 1809 году назначен инспектором немецких колоний Санкт-Петербургской губернии. По сведениям генерала от кавалерии Богушевского, служил комиссионером по продовольственной части при русской армии в Польше и Восточной Пруссии во время войны Четвёртой коалиции. Написанные на основе личного опыта войны первые его экономические сочинения — «Fragmente über die Kriegskunst nach militärischer Philosophie» (1809) и «Über das System und die Mittel zur Verpflegung der grossen Armeen», оставшееся ненапечатанным, обратили на него внимание немецких генералов, окружавших императора Александра I. По рекомендации одного из них, Пфуля, Канкрин в чине действительного статского советника был назначен в 1811 году помощником генерал-провиантмейстера, в 1812 году — генерал-интендантом 1-й Западной армии, в 1813-м — генерал-интендантом действующей русской армии. Во многом благодаря проявленной им распорядительности русские войска во время боевых действий на своей и чужой территории не нуждались в продовольствии. 1 декабря 1812 года его переименовали в генерал-майоры, 30 августа 1815 года он получил чин генерал-лейтенанта, 25 июня 1826 года — генерала от инфантерии. На нём лежали также все обязанности по ликвидации военных расчётов между Россией и другими государствами. Из 425 миллионов рублей, планировавшихся на ведение войны, в 1812—1814 годах было израсходовано менее 400 миллионов. Это было редчайшее событие для страны, обычно заканчивавшей военные кампании с большим финансовым дефицитом. Ещё успешнее организовал Канкрин продовольственное обеспечение русских войск во время заграничного похода 1813—1814 годов. Союзники требовали от России за полученные русской армией продукты огромную сумму в 360 миллионов рублей. Благодаря искусным переговорам Канкрину удалось сократить эту цифру до 60 миллионов. Но кроме экономии средств, Канкрин строго следил за тем, чтобы всё имущество и продовольствие полностью и вовремя доходило до армии, боролся со взяточничеством и хищениями. Эта деятельность, нетипичная для интендантского ведомства того времени, сыграла значительную роль в обеспечении вооружённых сил России всем необходимым и в конечном счёте способствовала победе над сильным врагом. За эту деятельность Е.Ф.Канкрин был награждён в 1813 году орденом Св. Анны I степени. За время своего управления продовольствием армии (1812—1824) он представил отчёт о положении продовольственной части, рисующий её в довольно мрачных красках. Назначенный в 1820 году членом Военного совета, он написал «Weltreichtum, Nationalreichtum und Staatswirthschaft» и «Über die Militär-Ökonomie im Frieden und Kriege und ihr Wechselverhältniss zu den Operationen» (1820—1823). В первом труде он, в частности, подверг резкой критике действия министра финансов Д.А.Гурьева по изъятию из обращения части ассигнаций. В. Рошер причисляет Канкрина к сторонникам русско-немецкой школы в области политической экономии и характеризует его направление как реакцию против учения А. Смита.)
Возможно, что именно многолетние близкие отношения и высокий уровень доверия к Е.Ф. Канкрину и подтолкнули во время Отечественной войны 1812 года Абрама Перетца вложить все свое состояние в организацию продовольственного снабжения русской армии. Однако после окончания военной кампании казна задерживала платежи (по некоторым данным она и вовсе не собиралась этого делать: государство было должно ему четыре миллиона, по тем временам деньги считались огромными, и их можно было потратить и на другое, ведь надо было восстанавливать сожженную Москву, заново отстраивать Смоленск, помещики из разоренных французами областей ходили в лаптях и побирались, огромных денег требовал проект Нижегородской ярмарки, министр финансов велел его претензии не удовлетворять, а вот иски к Перетцу суды принимали). Он вынужден был объявить себя банкротом. Имущество его было распродано за полтора миллиона рублей.
Однако Йеошуа Цейтлин не порывал связь со своим бывшим зятем даже после его крещения и второй женитьбы. Он не только упомянул Абрама в своем завещании, но и признал за ним право приобретения своего имения Устье. Как видно, глубокая духовная связь между ними выдержала все испытания временем. О последних годах жизни Перетца сведений нет. В письме, написанном на иврите в 1822 году своему родственнику Соломону Цейтлину, Абрам жаловался: «Мои дела в ужасном состоянии, и я ни на кого не могу положиться, кроме нашего небесного Отца, который дает пропитание каждому и всем нам. Надеюсь, что Он не оставит меня на посмеяние моим врагам». Последнее упоминание о нем содержится в завещании Л. Неваховича 1830 года, где тот назначил Перетца своим душеприказчиком. Сам же Абрам Израилевич Перетц умер в Петербурге не ранее 1833 года.
Лев Николаевич (Лейб Невахович) Невахович (26 июля 1776, Летичев — 1 августа 1831, Санкт-Петербург) — русский финансист, писатель, переводчик, основоположник жанра «русско-еврейской литературы». Из мещан. Получив традиционное домашнее образование, после женитьбы переехал в дом жены в Звягель, где, среди прочего будучи секретарём кагала, изучил русский язык. Знал иврит и основные европейские языки. В середине 1790-х годов оставил семью и переехал в Шклов, где сблизился с кружком гебраиста И. Цейтлина. В конце 1790-х вместе со своими друзьями А.И.Перетцем (зятем Цейтлина и своим бывшим учеником) и Нотой Ноткиным приехал в Санкт-Петербург. Работал переводчиком, в частности, переводил на русский язык важные документы по делу любавического хасидского цадика Шнеера Залмана, когда тот находился под следствием. С 1803 года на службе в ведомстве министерства финансов. Кроме того, занимался и коммерческими делами, в том числе военными поставками. В 1806 году, крестившись, перешел в лютеранство. После этого получил чин коллежского регистратора и потомственное дворянство. Член петербургской масонской ложи «Петра к истине», члены которой общались по-немецки. В 1813 году вместе с Н.Н.Новосильцевым переехал в Варшаву, служил при министерстве финансов Царства Польского в чине титулярного советника. С 1814 года главный поставщик продовольствия и фуража для русской армии в Польше. В 1816 году, благодаря поддержке Новосильцева, получил право на управление (откуп) табачной монополии в царстве Польском, её держатель до 1830 года. В 1817 году получил в аренду кошерный доход в Мазовецком воеводстве. В 1818—1821 годах управлял потребительской монополией (продажа спиртных напитков и мяса) в Варшаве. Один из самых богатых людей в Польше того времени).
Как следует из воспоминаний членов семьи Акимовых-Пертцев, Яков Акимов в 50-х годах ХIХ века был отдан "мальчиком" именно в торговый дом, занимавшийся поставкой рейнских вин в Россию. Повзрослев он преуспел на этом поприще и стал настолько хорошо разбираться в вине, что выступал в качестве эксперта на судебных процессах, касавшихся фальсификации вин, а в последствии достиг звания купца 2 гильдии. Но кому же из семьи Перетцев могла принадлежать та "торговая лавка", где Яков Иванович начал свое торговое образование? Вот что известно о детях Абрама Израилевича.
Григорий (Гирш) Абрамович Перетц (1789 или 1790 — 1855) — участник декабристского движения, воспитывался вначале в Могилёвской губернии в деревне у деда, а с 1803 года в Петербурге в доме отца, в 1810—1811 годах слушал курс политической экономии М.А.Балугьянского в Главном педагогическом институте. В службу записан в канцелярию государственного казначея канцеляристом — 20.8.1801; спустя семь лет, с 27 декабря 1808 года — титулярный советник. Однако действительно в службу вступил, видимо, спустя, когда был переведён в Экспедицию о государственных доходах — служил в Новороссийском крае и в Петербург вернулся в июле 1817 года, «после 5 лет отлучки». Через некоторое время поступил на службу в канцелярию петербургского генерал-губернатора графа М.А.Милорадовича, где познакомился с Ф.Н.Глинкой, вместе с которым якобы основал общество «Хейрут» (в переводе на русский язык «Свобода»). В январе 1822 года женился на баронессе Марии Гревениц (ум. 1830). Их дети: Григорий (1823—1883), Алексей (1824—?), Пётр (1826—1859). Был членом «Союза благоденствия». Членом «Северного общества», возможно, не был, но знал о его существовании и планах. Накануне восстания он просил действительного тайного советника Гурьева предупредить графа Милорадовича о возможности возмущения в день присяги Николаю I. После неудавшегося восстания, он говорил, «что бунтовщики весьма глупо сделали, начав дело, не быв уверены в войске и без артиллерии, оружия самого решительного; что вместо дворца пошли на площадь; что, не видев со стороны начальства артиллерии, простояли неподвижно, как бы дожидавшись, чтобы её привези на их погибель». Был арестован и содержался в Петропавловской крепости с 21 февраля 1826 года: «присылаемого Перетца посадить по усмотрению и содержать строго» в № 4 Никольской куртины. Высочайше повелено (15.6.1826), продержав ещё два месяца в крепости, отослать его на жительство в Пермь, где иметь за ним бдительный надзор и ежемесячно доносить о поведении. Прибыл в Пермь 25 августа 1826 года. Переведён в Усть-Сысольск — 13.8.1827 и в Вологду — 3.7.1839, где через полгода ему было разрешено поступить на службу, и он был определён в число канцелярских чиновников вологодского приказа общественного презрения. Ему было разрешено с 11 апреля 1841 года жить везде, за исключением столичных губерний, под поручительством мужа сестры помощника статс-секретаря Государственного совета барона А.Ф.Гревеница. В 1843 году он состоял чиновником особых поручений при вологодском губернаторе, в 1844 году — советник вологодского губернского правления. Уволен от службы 25 июня 1845 года. Через некоторое время уехал в Одессу, где 6 июля 1846 года вторично женился; занимался торговлей солью. Скончался там же в 1855 году В литературовед, академик Российской АН (с 1914 года), член Украинской АН (с 1919 года). Одессе у него родился сын Николай (1846—1875). Внук Григория Абрамовича — Владимир Николаевич Перетц (1870—1935) — русский и советский филолог.
Дом А. Перетца в Петербурге.
Другой сын Перетца, Александр (1812– 1872), горный инженер, сыграл видную роль в промышленном развитии Урала, был в 1861–1866 годах начальником Корпуса горных инженеров. Младший сын, Егор (1833–1899), cтал статс-секретарем Государственного совета (с 1872 года), в 1878–1883 годах – Государственным секретарем, затем членом Государственного совета. Представитель либеральной бюрократии и сторонник реформ, он в своих мемуарах (изданных уже в советское время) коснулся и дискуссий в Государственном совете по еврейскому вопросу. Информация о дочерях Абрама Израилевича приведена выше: Александра (1812—1892).
-
Эмилия (1815—1878) — жена генерал-лейтенанта барона А.А.Икскуль-Гиндельбандта;
-
Мария (1817—1901) — жена сенатора барона А. Ф. фон Гревеница;
-
Софья (1824—1901);
-
Ольга (?—1918);
Таким образом, единственным сыном Абрама Израилевича, очевидно продолжившим заниматься торговлей, был Григорий (Гирш) Абрамович Перетц. Учитывая, что Абрам Израилевич ушел из жизни в 1833 году, навряд ли, он мог принять решение о передаче своей доли в торговом доме и самой фамилии какому-то "мальчику", принятому в услужение в торговую лавку в 12 лет. Скорее это можно приписать его старшему сыну. Если сопоставить все даты, то можно предположить, что Яков Иванович попал на службу к Перетцам в период 1830-1840 гг. На момент смерти в 1855 году старшему сыну Георгия Перетца Николаю исполнилось всего 9 лет, семья проживала в Одессе, позже он станет учителем, а его младший брат известным в определенных кругах вором-домушником. Единственным способом надежно сохранить семейную фамилию в названии торгового дома в Санкт-Петербурге и место в купеческой среде Российской Империи, на фоне иных сложившихся сфер интересов младших братьев Григория Абрамовича и членов их семей, дистанцировавшихся от еврейской общины, было передать дело в руки профессионала внутри торгового дома. Дополнительным требованием к "мальчику" явилось условие взять фамилию Перетц.
После 1862 г. Яков Иванович из Акимова принял фамилию Перетц, и стал именоваться согласно архивным документам 90-х годов XIX века – «Акимов, он же Перетц», а в последствии фамилия стала двойной: Акимов-Перетц. С ней он прожил более 30 лет и добился выдающихся успехов на ниве торговли и предпринимательства, получив звание купца 2 гильдии и Почетного гражданина Санкт-Петербурга, которое его сын носил уже как Потомственный статус. Ныне имя Абрама Перетца в исторической литературе упоминается редко и почти забыто. Но подлинное долголетие оно обрело в уже известном нам каламбуре «Где соль, тут и Перетц», властно ворвавшемся в городской фольклор Петербурга.
А потом в доме дяди появился гость, богатый купец Иошуа Цейтлин из отошедшего к России города Шклова. Он был откупщиком и финансистом Потемкина, занимающимся поставками для армии. За обедом он разговорился с Абрамом Перетцем. Юноша был умен и образован, прекрасно держался. У Цейтлина не было сыновей, которым он мог бы передать дело, он подыскивал мужа для любимой дочери Сары и не гнался за богатством. В тот день Иошуа Цейтлин пообещал молодому человеку многое: руку дочери, состояние и карьеру. Абрам Перетц не хотел быть раввином, его привлекал шум большого мира – в общем, из Берлина они уехали вместе. Сара Цейтлин была редкой красавицей, за изящество и непосредственность ее прозвали «фейгеле» – «птичка». Абрам Перетц так и не сумел ее полюбить, он не был счастлив в браке. Зато дела, которые проворачивал тесть, пришлись ему по душе: сперва Абрам Перетц у него учился, но вскоре он его обогнал.
Через несколько лет он уехал из Шклова, тесть выхлопотал для него разрешение жить в столице. В Петербурге Абрам Перетц занялся большими делами, в том числе и подрядами на крымскую соль. Этот бизнес был чрезвычайно выгодным, и Абрам так плотно взял его в свои руки, что в деловом Петербурге появилась поговорка: где соль, там и Перетц. Он купил дворец знаменитого князя Куракина, друга Павла I, бывшего посла во Франции, прозванного парижанами «бриллиантовым принцем». Полдома у него арендовал петербургский военный губернатор Петр Пален: Абрам Перетц считал его опорой трона, цепным псом императора Павла. Он и не подозревал, что Пален стоит во главе заговорщиков и они собираются в его доме.
После убийства императора, когда новый царь выслал Палена из столицы, Перетц сдавал несколько комнат незначительному молодому чиновнику – но тот был так умен, что они подружились. Судьба ведет людей путями, которые ведомы только ей – этим чиновником был будущий государственный секретарь Михаил Сперанский, второй человек после царя, главный российский либерал. Абрам Перетц внес свой вклад в его реформы. К началу XIX века победоносные екатерининские войны совершенно расстроили финансы империи, инфляция была чудовищной, бумажные ассигнаты стремительно обесценивались. По совету Перетца Сперанский предложил выкупать бумажные деньги, заменяя их серебром, ни один государственный расход не мог быть осуществлен без соответствующего ему источника дохода, базой финансового оздоровления страны стала продажа государственных земель и новые налоги. Сперанский покровительствовал Абраму Перетцу: при нем тот занялся большими государственными проектами. Перетц строил корабли для Черноморского флота, со стапелей его верфи сходили и транспорты, и боевые фрегаты. Это требовало огромных затрат (линейный корабль, к примеру, обходился в весомую долю государственного бюджета), но было очень выгодно: казна хорошо платила.
Когда Сперанский попал в опалу и был отправлен в ссылку, обороты Перетца не слишком пострадали. Монополию на крымские соляные озера он потерял, но по-прежнему торговал солью. В войну 1812 года Абрам Перетц вложил все свое состояние в поставки продовольствия для армии. Это стало главной ошибкой его жизни: финансы империи 1812 год добил, такого покровителя, как Сперанский, у него больше не было, платить еврею казна собиралась в последнюю очередь. Точнее говоря, она и вовсе не собиралась этого делать. Государство было должно ему четыре миллиона, по тем временам деньги считались огромными, и их можно было потратить и на другое. Надо было восстанавливать сожженную Москву, заново отстраивать Смоленск, помещики из разоренных французами областей ходили в лаптях и побирались, огромных денег требовал проект Нижегородской ярмарки – до Перетца ли тут с его четырьмя миллионами?! Министр финансов велел его претензии не удовлетворять, иски к Перетцу суды принимали. В результате он обанкротился и все его имущество пошло с молотка Впереди была долгая, унылая жизнь, бедность, странная женитьба на лютеранке, забвение.
Вспомнили о нем в 1825 году при очень скверных обстоятельствах. Его старший сын Гирш, Григорий Перетц, был арестован по делу декабристов. Он был одним из создателей Союза благоденствия, в Северное общество не входил. Перед тем как декабристы вывели солдат на Сенатскую площадь, Перетц, служивший в канцелярии петербургского военного губернатора Милорадовича, предупредил об этом своего начальника. А тот решил, что это бредни, и едва не отправил Перетца на гауптвахту – чтобы тот не тревожил людей перед коронацией. После того как мятеж был разгромлен, его все-таки арестовали. Перетц отвечал на вопросы следователей, другие люди давали показания на него.
В подготовке мятежа и цареубийства он уличен не был, зато всплыли другие обстоятельства. После того как в России должна была установиться новая форма правления, Перетц-младший планировал великий исход живших в Российской империи евреев. Они должны были отправиться на Землю обетованную и воссоздать Израиль. Об этом рассказывал частый собеседник Перетца, декабрист Глинка: «Перетц очень много напевал о необходимости общества к высвобождению евреев, рассеянных по России и даже Европе, и к поселению их где-нибудь в Крыму или даже на Востоке в виде отдельного народа...»
Глинке казалось, что это отголоски других, давних планов, и здесь не обошлось без Абрама Перетца. Когда Сперанский был царским фаворитом, Перетц-старший пользовался большим влиянием. В то время еще ощущалась инерция идей екатерининского царствования с их огромными и часто реализуемыми планами. Царица присоединила земли с семью миллионами новых подданных, население империи выросло почти на треть. Это было бледной тенью того, что не было сделано: Екатерина собиралась воссоздать Византийскую империю. Стамбул должен был превратиться в Константинополь, трон базилевсов предназначался ее младшему внуку, поэтому цесаревича и нарекли Константином. Владевшую исторической Иудеей Турцию царица и ее советники обрекли на гибель и разрушение – на этом фоне новый Исход вовсе не казался безумием.
